Генералу Василию Алексеевичу Кару не повезло: он, участник Семилетней войны, сражавшийся против конфедератов в Польше, уверенно двигавшийся по лестнице военной карьеры, не смог справиться с шайками бунтовщика и самозванца Емельяна Пугачева. Не ожидал натиска и размаха, дрогнул, отступил… За что был обвинен едва ли не в измене и повелением императрицы Екатерины II был «исключен из службы».
СТРЕЛЯЛИ «ВЕСЬМА ПРОВОРНО»
Когда в начале осени 1773 года в Петербурге были получены известия о том, что в Яицком казачьем войске объявился самозванец, называющий себя императором Петром III, что мятежные казаки захватили крепости Яицкой линии и осадили Оренбург, генерал Василий Кар руководил набором рекрутов в Петербурге. Уже в октябре он был отправлен во главе корпуса на Яик для усмирения мятежников.
Естественно, власти поначалу восприняли случившуюся как обычную смуту. Поэтому и корпус был сформирован спешно, в него включили гарнизонные роты и батальоны отдельных частей, а также иррегулярные калмыцкие и башкирские части. В конце октября Кар выдвинулся к Оренбургу из Казани. В его распоряжении был корпус из двух тысяч армейских и гарнизонных солдат, а также полторы тысячи ополченцев.
Генерал Кар совершенно не сомневаясь в своем скором успехе. Он опасался лишь того, как бы мятежники вообще не разбежались, узнав о приближении войске, «не обратились в бег» и не скрылись в низовьях Яика или в киргиз-кайсацкой степи за Яиком.
Действительность оказалась совершенно иной: уже в ноябре у деревни Юзеевой авангард Василия Кара был атакован мятежными казаками под командованием атаманов Андрея Овчинникова и Чики Зарубина. Выяснилось крайне неприятное обстоятельство: бунтовщики были неплохо организованы, вооружены и организованы, кроме того, имели преимущество в артиллерии.
Неудача Василия Кара началась с измены: башкирские отряды перешли на сторону восставших. Отряды неприятеля, по своим масштабам и выучке оказавшиеся вовсе не шайками разбойников, в трехдневных боях измотали корпус Василия Кара и вынудили его к отступлению.
После боя Василий Кар докладывал в Военную коллегию: «Во время сего следования со всех сторон, а особливо из деревни Юзеевой от Оренбурга наскакало сих злодеев на меня верхами более дву тысячи человек, и подвезя артиллерии 9 орудий начали стрелять ядрами и гранатами, но как по неимению при мне легких войск не можно мне было ничего с ними зделать, кроме что отстреливатца по их батареям, из имевшихся со мною одного осьми фунтового единорога, под которым напоследок подбили лафет; и четырех 3-фунтовых пушек ис коих три весьма безнадежныя… и так я по множеству случившихся дефилеев маршируя 17 верст отстреливался восемь часов…».
Как указывал Кар, мятежники стреляли «весьма проворно» и «не так, как от мужиков ожидать должно было». Эти документы были опубликованы ученым Яковом Карловичем Гротом в «Материалах для истории пугачевского бунта. Бумаги Кара и Бибикова».
Совершенно обескураженный таким положением дел Василий Кар дал команду отступать. Добравшись до Бугульмы, он получил донесение о попавшем в плен к Пугачеву корпусе симбирского коменданта полковника Петра Матвеевича Чернышева под Оренбургом. Это известие еще больше перепугало Кара. Он совсем упал духом, под предлогом болезни сдал командование генерал-поручику Федору Юрьевичу Фрейману и, оставив свое войско, без всякого разрешения покинул мятежный край.
УВОЛИТЬ И ДАТЬ АБШИД
В «Русском биографическом словаре», подготовленном под началом государственного секретаря Александра Александровича Половцова, говорилось, что «наступившие холода имели следствием сильное развитие в отряде Кара болезней; он заболел и сам. Тогда, отступив к Бугульме, он распорядился только прикрывать границы Казанской губернии, а сам счел нужным ехать в Петербург, чтобы представить лично доклад о положении дел в крае; к тому же и его нездоровье увеличилось».
Он уехал в Казань, оттуда выехал в Москву. В десяти верстках от нее встретил курьера от президента Военной коллегии, который вез ответ Кару на его донесение о намерении ехать в Петербург. Кару запрещалось оставлять отряд, в документе содержалось требование, чтобы он немедленно вернулся на театр военных действий, если письмо это застанет его уже в дороге.
Тем не менее, Кар, совершенно больной, решился все-таки ослушаться приказ и приехал в Москву. Его приезд его произвел в городе сильнейшее впечатление, вызвал общее негодование. По приказанию императрицы главнокомандующий в Москве князь Михаил Никитич Волконский запретил Кару ехать в Петербург.
Бегство Кара с театра военных действий крайне разгневало Екатерину II. Как уже говорилось, она повелела уволить его со службы, а в указе Военной коллегии, данном в декабре 1773 года, говорилось, что Кар, в момент, когда ему представился случай совершить «подвиг должному его к службе усердию и мужеству» не щадя своей жизни, при первой же неудаче пал духом, оставил важный пост, сдал порученную ему команду и самовольно от нее удалился.
Учитывая вышесказанное, сообщалось дальше в указе, «ее императорское Величество не находит прочности в нем к ее службе и высочайше указать соизволила Военной коллегии от оной его уволить и дать абшид, почему он из воинского стата и списка и выключен», с запретом проживания в столицах. «Абшид» в те времена означало отпуск, увольнение от должности.
«Нельзя, конечно, не признать в действиях Кара некоторых ошибок, и не видеть неблагоприятных последствий их для дальнейшей борьбы с мятежом, - говорилось в очерке в «Русском биографическом словаре», посвященном генералу Василию Кару. - Но во многом эти следствия зависели не от Кара, а от сложившихся помимо его обстоятельств и, главным образом, от недостатка на месте войск. Главнейшая его ошибка была в том, что он бросился действовать, не ознакомившись хорошо с положением дела; А. И. Бибиков этой ошибки не повторил. Но нет решительно никаких оснований видеть в поступке Кара бегство с театра действий и даже вообще обвинять его в трусости. Он явился тою несчастною жертвою, какой обыкновенно общество требует при неприятных неудачах».
Действительно, пугаческий бунт, как известно, названный Пушкиным «бессмысленным и беспощадным», оказался очень грозным и масштабным. Против правительственных войск действовали до 100 тысяч мятежников, вооруженных не только саблями, пиками и пищалями, но и захваченными во взятых крепостях современными полевыми орудиями. У пугачевцев, осадивших Оренбург, было не менее 86 пушек! В отряде генерала Кара же было всего 30 орудий. Поэтому его поражение было вполне понятным. Та же участь постигла экспедиции генерала Валленштерна, полковника Чернышева и секунд-майора Заева.
ИНОСТРАННЫЙ СЛЕД
Крайнее негодование Екатерины II «изменническими» действиями генерала Василия Кара, героя войн, не оправдавшего его надежд, отступившего перед «мужицким войском», вполне можно было понять: как раз в это время шла русско-турецкая война!.. Часть войск, направленных против мятежников, пришлось снять с театра военных действий. Иными словами, происходившее на Урале было не чем иным, как ударом в спину Российской империи.
Посланник Франции в Петербурге Франсуа-Мишель Дюран де Дистрофф в шифрованной депеше в Париж сообщал: «Внутренние неурядицы в империи волнуют Екатерину II в большей степени, чем война с турками». В другой своей депеше он указывал: «Мятежники весьма дерзки. Они повсюду распространяют свои манифесты, даже в Петербурге. Власти не в состоянии этому воспрепятствовать».
И далее – опять-таки в депеше от Дюрана: «Беспокойство российского двора удваивается день ото дня. Крымские татары пришли на помощь Пугачеву. Из Петербурга отправлены несколько курьеров в войска, дислоцированные у границ Грузии с приказом воспрепятствовать их соединению в районе Кубани...». Сообщалось, что Турция будто бы планировала крупномасштабную военную операцию через Крым и Северный Кавказ с целью поддержать «маркиза Пугачева»…
Как отмечают некоторые историки, в пугачевском бунте, действительно, был, как сегодня бы сказали, «иностранный след». Вполне понятно, что заграничные недруги России, союзники Османской империи, были заинтересованы в том, чтобы в условиях военных действий ослабить Россию изнутри. Поэтому Емельян Пугачев становится объективным союзником турецкого султана. Историки нашли в архивах докладную записку канцлеру Панину: «Пугачев получил от Порты знатную сумму денег».
Но не только турецкому султану была выгодна смута внутри России, но еще и французскому королю Людовику XV, который был известен своим достаточно негативным отношением к России. В секретной инструкции своему посланнику в Петербурге Людовик XV подчеркивал: «Вы, конечно, знаете, и я повторяю это предельно ясно, что единственная цель моей политики в отношении России состоит в том, чтобы удалить ее как можно дальше от европейских дел... Все, что может погрузить ее в хаос и прежнюю тьму, мне выгодно...».
Французский король противодействовал России в польских делах, разыгрывал против Петербурга турецкую карту. Как отмечают историки, именно французская дипломатия способствовала началу русско-турецкой войны, а также подготовила государственный переворот в Швеции, имевший откровенно антирусскую направленность. Недаром в 1788 году король Швеции Густав III объявил войну России и попытался овладеть Петербургом.
Людовик XV считал, что Екатерина II узурпировала престол, свергнув своего супруга Петра III (что, в общем-то, было чистой правдой), а потому не имеет законных прав на российскую императорскую корону. Именно поэтому Версаль вполне устраивала версия Емельяна Пугачева о чудесном воскрешении «законного» императора Петра III. Был даже отправлен специальный секретный посланник, который должен был оказывать помощь Пугачеву.
«Не жалейте ничего для того, чтобы нанести решающий удар, если к тому представится случай, - говорилось в секретном письме. - Нет такой суммы, которую король не предоставил бы ради осуществления наших замыслов... Я имею достоверные сведения, что во всех провинциях царицы много недовольных, которые ждут лишь случая, чтобы восстать. Даже русские солдаты говорят гадости о царице… Можно представить себе настроения среди офицеров так называемой армии Пугачева. Вы увидите, что если она добьется хоть каких-нибудь успехов, то русские солдаты целыми соединениями станут под ее знамена и вы с триумфом возвратитесь в Париж, где получите достойное вознаграждение за вашу доблестную службу...»
Историки отмечают, что в войсках Пугчева были иностранные военные советники, что сыграло важную роль в его удачных военных операциях в первое время, пока Екатерина II не смогла собрать серьезные силы. Как считают исследователи, «рука Парижа» была видна и в организации пугачевской Военной коллегии — высшего органа управления на охваченных восстанием территориях…
ПРОЩЕНИЕ ОТ ПАВЛА ПЕТРОВИЧА
Впрочем, мы отвлеклись от главного героя нашего повествования – генерала Василия Кара. Получив отставку, он, избегая светского общества, подолгу жил в своих поместьях в Калужской и Московской губерниях.
Александр Сергеевич Пушкин, занимавшийся историей пугачевского бунта, сообщил, что Кар, которого он относил к числу иностранцев, действовавших против Пугачева «слабо, робко, без усердия», умер в деревне вскоре после восшествия на престол Александра I.
В «Замечаниях о бунте» поэт сообщал, что Кар нашел «смерть насильственную: был убит своими крестьянами, выведенными из терпения его жестокостию». Однако, как отмечают историки, ныне установлено, что никакие крестьяне Кара не убивали, а ушел он из жизни в своем собственном доме в Москве 25 февраля 1806 года.
Дело в том, что после смерти Екатерины II опальный генерал был вызван в Петербург, и император Павел I, делавший практически все наперекор своей матушке, разрешил ему выезжать из своего имения. В 1796 году Кар поселился в Москве, где и прожил еще десять лет. И смерть его была вызвана преклонными годами: каких-либо чрезвычайных обстоятельств, вызвавших кончину, не произошло. Похоронен он был в своем подмосковном имении Клинского уезда.
