Архитектор Николай Александрович Львов несколько раз просил руки своей возлюбленной, но ее родители отказывали: они считали, что жених был недостаточно обеспечен, владел лишь скромной усадьбой в Новоторжском уезде. Тогда влюбленные обвенчались тайно и затем три года скрывали свой брак и от родителей, и от публики, пока отец девушки, уступив просьбам молодых, не дал благословения…
ОТВЕТ БАСНОПИСЦУ
История эта впоследствии стала широко известна, поскольку хорошо известен был и архитектор Николай Львов, которого современники называли «русским Леонардо» и «гением вкуса»: он в совершенстве преуспел в строительстве, поэзии, музыке и даже геологии. Но в первую очередь Львов был замечательным архитектором, автором Невских ворот Петропавловской крепости и здания Почтамта в Петербурге, он также возвел в Гатчине «глинобитный» Приоратский дворец.
Родом он был из деревни Черенчицы Новоторжского уезда (ныне это село Никольское Тверской области), его семья принадлежала к старинному дворянскому роду. В восемнадцать лет Николай Львов отправился в Петербург, поступил на военную службу, потом, в начале 1770-х годов, перешел на гражданскую: благодаря влиятельным родственникам получил место в Коллегии иностранных дел. По поручениям ведомства он бывал в Европе — Франции, Германии, Испании, Италии.
Возвращаясь в Петербург, он часто бывал в светском салоне Бакуниных. Там он впервые и увидел дочь обер-прокурора Сената Марию Дьякову. И - влюбился в нее. Впрочем, не он один воспылал страстью к прелестной барышне. Его соперником был коллега по европейским поездкам Иван Иванович Хемницер, поэт, дипломат и переводчик, преподаватель Горного училища. А еще он был баснописцем – в «докрыловскую» эпоху.
Одно из изданий своих басен Иван Хемницер даже посвятил Марии Дьяковой. Сохранился ее ответ в стихах: «По языку и мыслям я узнала, // Кто басни новые и сказки сочинял: // Их истина располагала, // Природа рассказала, // Хемницер написал».
Как отмечает современный исследователь доктор филологических наук Константин Юрьевич Лаппо-Данилевский, ведущий научный сотрудник Института русской литературы РАН, многое лет изучающий личность и деятельность Николая Львова, знакомство того с будущей женой состоялось, по-видимому, в середине 1770-х годов.
«Достоверно известно, что, возвратившись в начале августа 1777 года из курьерской поездки в Лондон, Мадрид и Париж, Н.А. Львов стал инициатором возникновения домашнего театра в доме своего сановного родственника П.В. Бакунина Меньшого, - отмечает Константин Лаппо-Данилевский. - В декабре 1777-го там несколько раз была показана комедия Ж.-Ф. Реньяра «Игрок» и столь полюбившаяся Н.А. Львову еще в Париже комическая опера А. Саккини «Колония». Женские роли в них исполняли сестры Дьяковы, в одну из которых, Марию, влюбился Н.А. Львов».
НЕВЫГОДНЫЙ ЖЕНИХ?
По мнению Константина Лаппо-Данилевского, предание о тайной женитьбе Николая Львова, передававшееся из поколения в поколение и обраставшее подробностями, через какое-то время утратило живую связь с теми, к кому оно непосредственно относилось, и с теми, кто его лелеял, и обратилось в анекдот об имевшем некогда место экстравагантном поступке архитектора.
Посвященная в дела семьи Львовых мемуаристка Надежда Ивановна Мердер (она была внучкой Василия Карповича Свечина, женатого на родной сестре Н.А. Львова Елизавете) сообщала, что этот тайный брак в царствование Екатерины II сопровождался довольно оригинальными подробностями.
По словам Надежды Мердер, ситуация обстояла следующим образом: «Дьяковы не считали Львова выгодным женихом, потому что он не был богат, а служебное его положение казалось им не довольно еще твердо установившимся. Между тем императрица к нему благоволила, и ему было обещано место при испанском посольстве, благодаря которому он надеялся быстро выдвинуться по службе. Но уезжать так далеко и так надолго, оставляя в России страстно любимую девушку, ничем, кроме взаимной любви, с ним не связанную, было так тяжело, что они решили обвенчаться.
Близкие люди, в том числе Свечин, женатый на сестре жениха, согласились им помочь. Невеста отпросилась в гости к сестре своей Державиной, и во время пути в карету ее вскочил Свечин, который приказал кучеру ехать к маленькой церкви…
От венца невесту привезли домой, и она не видела своего мужа до возвращения его из Испании, несколько лет спустя. Но она с ним переписывалась, и переписку эту я читала, восхищаясь чистотою и благородством чувств этих своеобразных супругов. Тайна долго не открывалась, и не родители, а первая узнала ее императрица, которой Марья Алексеевна должна была повиниться, когда государыня стала допрашивать ее: почему она отказывает всем сватающимся за нее женихам?
Говорят, что признание замужней девушки чрезвычайно заинтересовало императрицу и что она настойчиво допрашивала ее о подробностях венчания и о том, что было после... Львов был вызван в Петербург, за супругов ходатайствовала перед родителями сама императрица, и роман кончился благополучно во всех отношениях».
В мемуарах дочери В.В. Капниста Софьи, написанных в начале XIX века, также содержится рассказ о женитьбе Н.А. Львова. По ее версии, причиной отказа от дома Дьяковых была бедность Николая Львова.
«Рассказ Софьи Капнист в высшей степени поэтичен, но именно его некоторая литературность (недаром он чем-то напоминает пушкинскую «Метель») свидетельствует о его позднейшем происхождении. Как все произошло в действительности, нам остается только догадываться», - отмечает Константин Лаппо-Данилевский.
По бытующей версии, вскоре после тайного венчания Львов получил назначение от правительства ехать за границу с какими-то поручениями и только через два года возвратился, выполнив с таким успехом возложенное на него дело, что в награду за то государыня Екатерина II пожаловала ему значительное имение. Тогда родители девушки согласились на его брак со Львовым, тем более, что она в продолжение двух лет не хотела ни за кого выходить замуж и отказала нескольким весьма достойным женихам…
«ЗАЧЕМ ОН ТАИТ БРАК С МИЛОЮ И ПРЕКРАСНОЮ ЖЕНЩИНОЮ?»
Константин Лаппо-Данилевский полагает, что все было не совсем так, как говорилось в мемуарах и Надежды Мердер, и Софьи Капнист. Это становится особенно явственным после знакомства с одним из писем самого Н.А. Львова дипломату Александру Романовичу Воронцову, впоследствии – первому министру иностранных дел Российской империи.
Содержание этого письма кардинально меняет представления о причинах сохранения супружества в тайне: ими было не противодействие родителей Марии Дьяковой, а некие «резоны», вызванные постоянными служебными разъездами поэта («цыганскою почти жизнью») и чем-то еще.
«...Четвертый год, как я женат. Ваше сиятельство, легко вообразить изволите, сколько положение сие, соединенное с цыганскою почти жизнью, навлекло мне заботы, сколько труда и огорчений скрывать от людей под видом дружества и содержать в предосудительной тайне такую связь, которой обнародование разве бы только противу одной моды нас не извинило. Молчание сие тем тягостнее еще нам было, что огорченные старики, озабоченные еще к тому безмолвным замужеством и их дочери, принуждали меня вседневно объявить оное: что мог я противоположить их справедливости?…», - говорилось в письме Николая Львова к А.Р.Воронцову.
Утверждения о том, что отец Марии Дьяковой не благоволил будущему зятю, также не вполне соответствуют действительности: будущий тесть Алексей Афанасьевич Дьяков, крупный администратор петербургского градостроительства, сыграл немалую роль в архитектурной карьере Николая Львова на ее начальном этапе.
Другой покровитель Н.А. Львова, светлейший князь Александр Андреевич Безбородко, главный директор почты Российской империи, вскоре сообщил о «легализации» семейного положения архитектора в Венецию общему знакомому дипломату Семену Романовичу Воронцову, о чем известно из пассажа в ответном письме Воронцова от 6 (17) января 1784 года: «Прошу засвидетельствовать мой поклон Николаю Александровичу, поздравя его с обнародованием своей тайны, которую я однако ж видел, но из скромности никогда ему не отзывался, хотя не понимал, зачем он таит брак с милою и прекрасною женщиною. Будет ли время, чтоб я и вас мог с тем же поздравить?».
Тем не менее, тайное венчание, действительно, было. Исследовательница Л.И. Бройтман обнаружила запись в метрической книге церкви Живоначальной Троицы в Галерной гавани на Васильевском острове в Петербурге: «1780 год 8 ноября № 35. Иностранной коллегии коллежский секретарь отрок Николай Александрович Львов штацкою с советническою Алексеевою дочерью Афанасьева сына Дьякова девицею Мариею. Кто поруками подписались: по женихе — Горного корпуса надворный советник Иван Хемницер, по невесте — Тобольского пехотного полку капитан Петр Вельяминов».
Баснописца Ивана Ивановича Хемницера мы уже упоминали, а Петр Лукич Вельяминова - это литератор-переводчик, приятель не только Львова, но и Гавриила Романовича Державина.
«Очевидно, что поездка Н.А. Львова в Италию, длившаяся с начала мая по середину августа 1781 года, с течением времени преобразилась в воображении его родных в продолжительное заграничное путешествие, разлучившее юных супругов», - отмечает Константин Лаппо-Данилевский.
«БУДЕТ ЦЕЛЫЙ ВЕК ВЕСНА»
Первые годы молодожены проживали в доме графа А.А. Безбородко в Петербурге, там же родился их старший сын Леонид. Всего же у них было пятеро детей, и ни один из них не умер в младенчестве, как нередко случалось в ту пору.
С середины 1780-х годов Львовы занимались обустройством родовой усадьбы Никольское, где Мария Алексеевна лично следила за ходом строительства и проявила себя весьма рачительной хозяйкой. Вместе с мужем была близка к литературному содружеству поэтов и писателей, которые часто собирались в дому у Львовых. Мария Алексеевна была окружена всеобщем поклонением. Исследователи называют ее одной из известнейших муз Русского Просвещения.
Ее портреты создали знаменитые художники Дмитрий Григорьевич Левицкий и Владимир Лукич Боровиковский, а поэт Гавриил Романович Державин (Мария Алексеевна была сестрой его второй жены, Дарьи Алексеевны) под именем Миловидовой («гостья, сестра хозяйки») вывел ее в детской комедии в одном действии «Кутерьма от Кондратьев».
Николай Львов, будучи очень востребованным архитектором, часто был в отъезде, поэтому писал супруге трогательные стихи: «…Я влюблен и я в разлуке // С милою женой моей, // С милою моей женой. // Красотою привлекают // Ветреность одну цветы, // На оных изображают // Страшной связи красоты. // Их любовь живет весною, // С ветром улетит она. // А для нас, мой друг, с тобою // Будет целый век весна».
В поэтическом наследии Николая Львовна есть и такое произведение, как «Эпиграмма завистникам нашего счастья»: «Нет, не дождаться вам конца, // Чтоб мы друг друга не любили. // Вы говорить нам запретили, // Но, знать, вы это позабыли, // Что наши говорят сердца»…
Увы, со временем Мария Алексеевна стала испытывать проблемы со здоровьем. После рождения в 1793 году младшей дочери, Прасковьи, у Марии Алексеевны случилась тяжелая форма горячки, которая сопровождалась потерей памяти и длительным нервно-психическим расстройством. Все это сильно подорвало ее здоровье.
Нездоровилось и ее супругу. С 1800 по 1803 годы Николай Львов тяжело болел, но все равно продолжал работать, торопясь осуществить начатые проекты. С июня по октябрь 1803 года, когда позволило состояние здоровья, он по повелению императора Александра I совершил поездку в Крым и на Кавказ, изучал и научно обосновал действие источников Кавказских минеральных вод, создал ряд архитектурных проектов. Однако во время этой поездки Львов снова тяжело захворал. В конце декабря 1803 года его не стало: он прожил всего пятьдесят лет.
Тяжело переживая смерть мужа, Мария Алексеевна целиком посвятила себя отделке церкви Воскресения и родовой усыпальницы в Никольском. Летом 1806 года храм был освящен, и в мавзолей был перенесен прах Николая Львова. Успев исполнить задуманное, Мария Алексеевна умерла от горячки в июне 1807 года. Она была похоронена в имении Никола-Черенчицы Новоторжского уезда Тверской губернии рядом с мужем.
На ее смерть Гавриил Романович Державин откликнулся стихотворением «Поминки»: «Победительница смертных, // Не имея сил терпеть // Красоты побед несметных, // Поразила Майну — смерть. // Возрыдали вкруг Эроты, // Всплакал, возрыдал и я...».
