«Она не очень красива, но ее лицо так интересно и живо, что заслоняет признанную красоту ее сестры», — писал своим родным Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин, имея в виду Эмилию Шернваль — дочь выборгского губернатора, состоявшего на русской службе. А сестрой ее была знаменитая светская львица Аврора Карамзина...
Семь месяцев в крепости
Владимир Мусин-Пушкин, младший сын первооткрывателя «Слова о полку Игореве», оказался в Великом княжестве Финляндском не по собственной воле: его наказали на участие в тайном обществе. Ко времени декабристского восстания он служил капитаном лейб-гвардии Измайловского полка, состоял адъютантом главнокомандующего 1-й армией Фабиана Вильгельмовича Остен-Сакена.
Вскоре после бунта на Сенатской площади Мусин-Пушкин был арестован за связь с декабристами. Приказ об аресте был подписан 30 декабря 1825 года, Мусин-Пушкин был задержан в Могилеве 2 января 1826, доставлен в Петербург и препровожден на городскую гауптвахту, а затем в тот же день переведен в арестантский каземат Никольской куртины Петропавловской крепости.
«Я не принадлежал тайному обществу и не знал о существовании оного», — сообщал Мусин-Пушкин на первом допросе. Он пояснил, что был «в сношении» с князем Трубецким и князем Оболенским и полагает, «что сие есть причина павшего на меня подозрения».
Однако, как следует из документов следственного дела, князь Трубецкой и другие участники заговора показали, что Мусин-Пушкин все-таки был членом тайного общества. И тогда, если верить записанным показаниям, Мусин-Пушкин не стал отпираться: «Я был принят в общество двоюродным братом моим Бородинского пехотного полка полковником Нарышкиным в исходе августа месяца прошлого 1825 года в Москве, куда приехал я вместе с господином главнокомандующим на неделю для смотров; в сочлены же общества сам никого не принимал, ибо и права на то не имел». А дальше он дал весьма подробные показания о мотивах своего участия в тайном обществе...
После семимесячного заключения в крепости Мусин-Пушкин по высочайшему повелению Николая I был переведен из гвардии тем же чином в один из обычных полков 25-й пехотной дивизии в Великом княжестве Финляндском. Было указано ежемесячно доносить о его поведении. Там, в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки), он и познакомился с прекрасной Эмилией Шернваль.
Рано потеряв отца, она воспитывалась отчимом, выборгским сенатором и юристом Карлом Йоханом фон Валленом. Получила хорошее домашнее образование, с раннего детства свободно говорила на пяти языках — шведском, финском, немецком, русском и французском. Как только она начала появляться в свете, практически ни один бал в Гельсингфорсе не обходился без ее участия. Поклонников было хоть отбавляй, одним из них стал и граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин...
Родители Эмилии не возражали против брака. По всей видимости, в их глазах родовитое происхождение Мусина-Пушкина перевешивало все риски, связанные с его участием в «заговоре против государства». Однако, чтобы жениться офицеру, тем более наказанному по политическому делу, ему было необходимо получить разрешение командира полка и генерал-губернатора.
Однако едва ли не самым серьезным препятствием была мать Владимира Алексеевича, графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, которая не могла примириться с тем, что сын женится на шведке. Чтобы удалить Мусина-Пушкина от Эмилии, прервать их отношения, его благодаря хлопотам родственников перевели на службу в более отдаленную крепость. Генерал-губернатор А.А.Закревский, имевший свои счеты с отчимом Эмилии, действовал заодно с семьей Мусиных и обещал Владимиру всякие милости и награды, если он откажется от невесты.
Однако Владимир был непреклонен, он был согласен провести всю жизнь ссыльным в глуши, но только с Эмилией. 19 декабря 1827 года его мать написала: «Ты разрываешь мое сердце», но все же дала согласие на брак. Будущая свекровь послала Эмилии жемчужное ожерелье, шаль ценой три тысячи рублей и золотой, с мощами, крест.
«Прижимаю тебя к сердцу»
В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) хранятся письма Владимира Алексеевича Мусина-Пушкина своей невесте, написанные незадолго до свадьбы, в марте и апреле 1828 года.
Первое послание начиналось весьма игриво: «Письмо твое получил... с приложенным при оном башмачком, которому, как и письму твоему, я чрезвычайно обрадовался, и как то, так и другое миллион раз расцеловал».
Впрочем, дальнейший тон письма был в немалой степени покровительственным: «Ах, мой друг, как ты еще молода и мало понимаешь, что значит слово «любовь». Как ты криво судишь о тех чувствах, которые я к тебе имею... Я тебя одну люблю и буду любить, разумеется, ежели ты будешь все то делать, что может способствовать к моему счастию и благополучию, а сие совершенно зависит от тебя, ибо имеешь все качества, могущие сделать мужа своего счастливым. Итак, не сомневайся никогда в сердце моем или в чувствах моих к тебе, разве прибавиться может, но еще раз повторяю: все будет зависеть от тебя».
Как отмечает исследовательница Юлия Ким, проанализировавшая текст этих писем, между строк явно читается отчаяние от долгой разлуки с любимой. «Альбом музыкальный, журнал, кольцо и разные другие подарки тебя ожидают, приезжай и не медли... Боже, какое будет для нас удовольствие обнять друг друга после пятимесячной разлуки, эта мысль одна приводит меня в восторг, в восхищение. Обнять мою Эмилиньку, что может быть сладостнее сего». И дальше добавляет: «Моя Эмилия, приезжай, иначе я умру от нетерпения. Прощай, прижимаю тебя к сердцу».
Во втором письме Мусина-Пушкина, сохранившемся в РГАДА, речь идет о непростом отношении его матери к своей будущей невестке. «Мама, не проявляя к тебе особой ласки, пишет тебе очень дружелюбно, — поясняет Владимир Алексеевич своей возлюбленной. – Она хочет тебя узнать, и это естественно. Убеждаю тебя, мой дарованной мне судьбой друг, что как только ты ее узнаешь, ты ее бесконечно полюбишь».
И далее: «И никогда не сомневайся в тех чувствах, которые я персонально и мои родные испытывают сейчас и будут испытывать всегда по отношению к тем, кто дал тебе жизнь. Небольшое огорчение заставило тебя написать мне. Ты мне привела очень красивые аргументы, которые я вполне разделяю с тобой. Я надеюсь, что время тебе покажет, что ни богатство, ни положение не являются вещами, которыми я и мои родные слишком дорожим. И мы полностью разделяем те чувства, которые испытываешь ты, к моему большому удовлетворению».
Завершалось же письмо такими строками: «...Прощай, дорогая и любимая Эмилия. Люби меня, как я люблю тебя, никогда не оставляй без внимания того, кто тебя так нежно любит. Целую миллиард раз и рекомендую позаботиться о своем здоровье. Прощай, мой ангел, моя прекрасная возлюбленная, пусть Бог добра и милосердия охраняет тебя и защищает тебя. Прижимаю к моему сердцу. Твой будущий муж и верный друг, Владимир. Передай мое почтение твоему отцу и твоей прекрасной матери...».
«Сердце Эмилии подобно Бастилии»
Свадьба состоялась 4 мая 1828 года в Выборге. Никто из Мусиных-Пушкиных на ней не присутствовал, однако когда молодожены приехали в Москву, их встретили очень радушно.
Родная племянница Владимира Мусина-Пушкина, Софья Васильевна Мещерская, вспоминала: «Помню, как сестра моя и я смотрели издали, как бабушка впервые встретила их у дверей спальни. Молодая графиня встала перед ней на колени, она была в розовом платье и так очаровательно хороша, что все в нее влюбились. Бабушка тоже сердечно ее полюбила, а матушка сделалась ее неизменным другом, хотя и была двадцатью годами старше».
В январе 1829 года Владимир Мусин-Пушкин получил приказ о переводе на Кавказ, и было решено, что Эмилия переедет в Москву в дом свекрови. Он очень беспокоился о том, чтобы Эмилия была защищена материально в случае непредвиденных обстоятельств. В завещании, оставленном им в апреле 1829 года, говорилось: в случае отсутствия сына Эмилия Карловна должна была бы получить все движимое имущество, личную библиотеку мужа со всеми без исключения книгами, а также часть недвижимости.
В ноябре 1831 года в чине капитана граф Мусин-Пушкин вышел в отставку с обязательством проживать в Москве и не выезжать за границу. Только в 1834 году его по ходатайству московского военного генерал-губернатора Д.В.Голицына освободили от надзора. После чего супруги подолгу гостили в Петербурге.
В столичном обществе Эмилию Мусину-Пушкину и ее сестру Аврору Карамзину прозвали «финляндскими звездами». Мемуаристка Александра Осиповна Смирнова, фрейлина русского императорского двора, писала: «Эмилия была хороша и еще милее Авроры, она была очень умна и непритворно добра, в Петербурге произвели фурор её белокурые волосы, её синие глаза и чёрные брови».
Московский почт-директор Александр Яковлевич Булгаков с восторгом отзывался в письмах об Эмилии, 28 декабря 1832 года он писал брату: «Ну, брат, что за красавица Пушкина, жена Володина! Я не люблю белокурых, но вчера на нее залюбовался; к тому же одета она была прекрасно, с голубыми перьями на голове, а этот цвет идет к ней очень».
Очарован Эмилией был и князь Петр Андреевич Вяземский, в своем дневнике 18 января 1837 года он писал: «Бледная, молчаливая, напоминающая не то букет белых лилий, не то пучок лунных лучей, отражающихся в зеркале прозрачных вод». Среди почитателей Эмилии был и Михаил Юрьевич Лермонтов. В 1839 году он посвятил ей такие строки:
«Графиня Эмилия -
Белее чем лилия,
Стройней ее талии
На свете не встретится.
И небо Италии
В глазах ее светится.
Но сердце Эмилии
Подобно Бастилии».
«Борисоглебский ангел»
У супругов Мусиных-Пушкиных родились четыре сына и две дочери. Два сына умерли в младенчестве...
Семейная жизнь Эмилии Карловны оказалась непростой: ее омрачало пристрастие мужа к азартным играм. В московском Английском клубе граф Мусин-Пушкин проигрывал огромные суммы и к концу 1835 года оказался на грани разорения. Потеряв значительную часть состояния, Мусины-Пушкины на несколько лет покинули Москву и жили в родовом имении Мусиных-Пушкиных «Борисоглеб» на берегу реки Мологи Ярославской губернии.
Осенью 1840 года Эмилия Карловна вновь начала появляться на придворных балах и в петербургских салонах. Летом вместе с семьей она часто гостила у сестры Авроры в Трескенде. Там Мусины-Пушкины купили участок земли и при материальной поддержке Авроры начали строить собственный дом.
Тем не менее, пытаясь наладить свое финансовое положение, значительную часть своего времени супруги проводили в имении «Борисоглеб». В письме Авроры к сестре Алине говорилось: «Эмилия решила остаться на пять лет в имении и за этот период поправить свои финансовые дела, так как в настоящее время средства не позволяют им оставаться даже на зиму в Петербурге. И вдобавок к этому, Эмилия никогда и ничего не делала без энтузиазма. Она наслаждалась работой, за которую бралась, и говорила, что счастлива, когда может украсить жизнь полезным трудом и добрым делом».
Эмилия занималась садоводством, подыскивала в окрестности умельцев рукоделия, устраивала их на работу, выделяла им помещение. Через знакомых она узнавала о новых модах, принимала заказы на изготовление вещей.
Кроме того, Эмилия старалась принимать самое активное участие в жизни крепостных крестьян. Устроила больницу, школу, предоставляла условия для обучения молодежи... Недаром крестьяне называли Эмилию «Борисоглебский ангел».
Она старалась приходить на помощь в любых обстоятельствах, и это сыграло, увы, роковую роль. В ноябре 1846 года, узнав, что в имении началась эпидемия, она поехала туда, чтобы привезти медикаменты, ухаживала за больными. Заразившись тифом, Эмилия Карловна умерла на четвертый день болезни. Ей было всего 36 лет. Позднее В.Соллогуб напишет в своих воспоминаниях: «Графиня Мусина-Пушкина умерла молодой — точно старость не посмела коснуться ее лучезарной красоты». Похоронили ее в семейном склепе в имении «Борисоглеб».
Владимир Мусин-Пушкин пережил свою жену на восемь лет, он скончался осенью 1854 года, заразившись холерой при осмотре одной из московских больниц. К моменту смерти его долги составляли около 700 тысяч рублей. Его похоронили в одном склепе с женой в Борисоглебе. Ныне усадьба находится на дне Рыбинского водохранилища...
Сергей Евгеньев
Специально для «Вестей»
